Джеймс Кервуд - Черный охотник [авторский сборнник]

Он лишь смутно отдавал себе отчет в жалобном стенании мельницы, когда начал спускаться с холма. Он не видел надобности остерегаться — смерти незачем было возвращаться в такое место, где царило полное разорение. Но это мельничное колесо своим монотонным шумом целиком привлекло к себе внимание Джимса. Ему почему-то казалось, что он различает слова «маленькая английская тварь», «маленькая английская тварь»! Похоже было на то, что колесо похитило его затаенную мысль. И смысл ее соответствовал истине. Он действительно оказался той английской тварью, о которой говорила мадам Тонтэр. Туанетта была права. Исчадия ада с белой кожей, его соотечественники отправили сюда убийц, вооружив их своими топориками. А он, точно одинокое привидение, остался, чтобы узреть весь этот ужас. И мельница как будто знала это и обладала способностью передавать свои мысли.

В канавке под самой церковью он наткнулся на чье-то тело. Это был индеец-могаук, в руке которого остался еще зажатый топорик, такой же, как и тот, что держал Джимс. У пояса убитого воина виднелся скальп. В первый момент у юноши голова закружилась — это был скальп, снятый с головы крохотного младенца.

По мере того, как он подвигался вперед, ему все яснее становилось, что обитатели сеньории были застигнуты врасплох и борьба продолжалась недолго. Старый кюре Жан Лозан лежал скорчившись, полуодетый, со старым кремневым ружьем под собою. Он был совершенно лысый, а потому индейцы не тронули его головы, так как без волос скальп не представлял собой никакой ценности. Он, очевидно, пытался добежать до укрепленной церкви, но его догнала пуля в спину. Неподалеку от кюре лежали старики Жюшеро и Эбер, а в нескольких шагах от них — их жены. Пятый был Родо, слабоумный парень, напоминавший сейчас клоуна благодаря идиотской улыбке на бескровном лице.

Это были люди, жившие рядом с замком и церковью. Остальные жили слишком далеко, чтобы успеть вовремя явиться на помощь, но результат, по-видимому, был один: некоторые сами пришли и приняли смерть, другие ждали и смерть пришла за ними.

Между этими трупами и обугленными руинами замка лежала одинокая фигура. Джимс медленно направился к этому месту. Это был барон Тонтэр. В отличие от других, он был совершенно одет. Он, несомненно, был вооружен, когда выбежал из замка, но сейчас у него в руках ничего не было, помимо комьев земли, вырытых пальцами в момент агонии. Только сейчас Джимс понял, как близок был ему этот человек. Тонтэр оставался единственным звеном, связывающим его юность с грезами детских лет, и благодаря ему он не мог навсегда потерять Туанетту. Джимс сложил его руки на груди, предварительно вынув из зажатых пальцев комья земли. Ему казалось, что он вот-вот увидит Туанетту рядом с ее отцом, и снова у него голова закружилась и все смешалось перед глазами.

Снова в нем вспыхнула злоба. Он молчал, внимательно прислушиваясь, точно надеялся услышать еще какие-нибудь звуки в этом мертвом безмолвии. Джимс опять посмотрел на тело Тонтэра. Он старался набраться сил, чтобы продолжать поиски и найти Туанетту. Он заранее рисовал себе, как это будет. Он найдет юное тело Туанетты, мертвой Туанетты! Это было еще страшнее, чем смерть матери. Его мать и Туанетта — две искры, поддерживавшие огонь в его душе. Как же это возможно, чтобы их не стало, а его сердце продолжало еще биться?

Он двинулся вперед, держа путь к дымящимся руинам, и на несколько секунд остановился у трупа негритянки, лежавшей на земле почти совсем голой. Огромное черное кровавое пятно виднелось в том месте, где был снят скальп. Несчастная прижимала к груди оскальпированного младенца. Джимс принялся тщательно осматривать пространство за этими трупами, и там, где дым стелился над землей, точно саван, он увидел маленькое стройное тело. Это, без всякого сомнения, была Туанетта. Круги пошли у него перед глазами, и он прикрыл лицо руками, чтобы отогнать страшное видение. Туанетта… мертвая… в нескольких шагах от него. Мертвая… так же, как и его мать.

Потеха пошла вперед и, дойдя до неподвижного тела, остановилась. Она почуяла нечто такое, что оставалось недоступным для Джимса. Собака угадала опасность, подстерегавшую их, и хотела сообщить об этом своему господину. В то же мгновение со стороны мельницы раздался выстрел, и Джимс почувствовал в руке жгучую боль. Бросив лук, он в несколько прыжков добежал до мельницы. Потеха опередила его, но, достигнув разбитой двери, остановилась, пытаясь разглядеть, что делается в глубине теней, залегших на каменных стенах. Джимс двинулся дальше. Смерть могла бы скосить его в тот момент, когда он переступил порог, но в сводчатом помещении мельницы ничто не шевелилось и ни один звук не нарушал безмолвия, разве только его собственное дыхание. Собака подошла к нему и принялась нюхать сыроватый воздух, пропитанный запахом зерна. Затем она направилась к маленькой лестнице, которая вела наверх, и Джимс понял, что именно там таится опасность. Высоко подняв топорик, он кинулся наверх.

Если бы топорик нанес удар, он раскроил бы череп Туанетты. Она встретила опасность выпрямившись всем телом и все еще не выпуская из рук мушкета, из которого она стреляла, точно надеясь, что сумеет с его помощью обороняться. Бледное лицо ее рельефно выделялось на фоне черных шелковистых волос, струившихся по плечам. В глазах ее горело безумие. В ожидании смерти, она, тем не менее, не испытывала ни страха, ни ужаса. В ней чувствовалось что-то непокорное, словно душа самого Тонтэра пребывала в ее хрупком теле и тем самым избавляла ее от страха перед смертью.

Ожидая увидеть дикаря, Туанетта вдруг встретилась лицом к лицу с Джимсом. Мушкет выпал из ее рук на пол.

Она отшатнулась, точно Джимс внушал ей еще больший ужас, чем индеец-могаук, прижалась спиною к мешкам с зерном и не отрываясь смотрела на Джимса. Он похож был на чудовище, когда появился на пороге, залитый светом, струившимся через три круглых пыльных окошечка. Часть его одежды осталась на ферме, так как он перед уходом прикрыл тела отца и матери, и, таким образом, его руки и плечи были оголены. Лицо его было покрыто грязью и копотью, в глазах вспыхивали зеленые огоньки, а из раненой руки стекала на дубовый пол кровь.

Вопль о мести, готовый сорваться с его уст, излился рыданием, вырвавшимся из его груди, едва он узнал Туанетту. Он окликнул ее, но она не ответила и только еще плотнее прижалась к мешкам. Потеха направилась к ней, производя забавный звук своими когтями на деревянном полу, но Туанетта не сводила глаз с Джимса. Ему казалось, что его сверлят два огонька. Собака лизнула руку девушки, но та быстро отдернула ее.

— Английская тварь!